ANASTASYA KOSODIY: «I want to build a new democracy in theater» / АНАСТАСИЯ КОСОДИЙ: «Хочется в театре построить низовую демократию»

ANASTASYA KOSODIY:

«I want to build a new democracy in theatre»

Nastya, as a regular participant in festivals for contemporary playwrights, what do you think has been taking place over the past few years with playwrights, what sorts of trends have you noticed? Do you see any main driving themes or repeatedly asked questions?

Every year you notice some kind of main theme. In 2015 there were absolutely no plays about the future - as if people were afraid to look forward. 2014 was a very hectic year when you didn’t know what things would be like in two weeks time – of course, you could imagine but it was better not to. There were many themes that were better not to explore – that was very noticeable in playwriting then. In 2015 there were lots of dystopias - an interesting trend. Then I came to Moscow, went to readings at Theatr.doc and began to feel real emotional dilemma – around me were so many beautiful, good people - people reading plays, people walking along the streets who in a week might go to the front, might kill my fellows. Yet somehow we were walking along the same street.

After the reading of your play at «Lyubimovka» in Moscow, for the third year in a row, there were controversial discussions, awkward pauses and lots of audience members wanting clarification about seemingly obvious facts. You said that it was normal – the plays were written for a completely different audience.

I am always waiting for someone to stand up and say something cutting but for some reason everyone was very careful. In 2014 I vividly remember how I felt during a reading – it was unbelievably tense in the hall and the whole time I was thinking; when will it end! It was easier in 2015– lots of people laughed - the Ukrainian contingent laughed heartily in the right places. During the first half of the reading I could almost hear questions whirling around in people’s heads, - what is this?

Well it is just that for several years now we have lived in different realities. It is natural that some news details have not reached the audience, that the pieces of the puzzle don’t quite fit together - where and why are they firing? Why is the protagonist guarding the airport?

It really surprises me that in Russia war continues to be a topic that may be opened up or closed according to the wishes of the author or person. People say many good things in the discussions, they sympathise, but they sympathies from the outside - «what a tragedy», «it is so bad for you, we really feel for you», «we hope that everything will turn out well…»I hear them and again I feel such a strong motional dilemma; «in what sense do you sympathies!?»

What internal reaction are you waiting for?

An important, ethical moment, which I still have not discovered myself. From my point of view, is it even really ethical to send such a play to «Lyubimovka»? I feel that where my message is not getting through where it needs to. It as though the message makes progress but stops at some point or other when the popular refrain in Russia kicks in; «Well, everything is ambiguous». For me this is a very unambiguous situation, there are very straightforward, unambiguous facts. This is why for some people this is, for the third year in a row, a very controversial topic.

What are your texts trying to provoke? For example, when they are heard in Ukraine?

It is probably my personal approach to art, but I am certain that if, for example, we do not run away from the times in which we live but instead frankly discuss the problems, we will resolve things a lot more quickly. Yet I see that 70% of playwrights do try to run away, try to distract themselves, talk about something personal. I understand that there are factors like tiredness that builds up and is felt throughout Ukraine today. But still, you are living in it. You cannot run away from it - it has become a part of your everyday life. You go to work in the morning and beside you drive lorries taking fuel to the soldiers. Or your colleagues go to the front again. There is no longer a choice about whether or not to talk about it.

How do you think of the theatre scene in Ukraine and the position of playwrights?

A playwright in Russia is not in such a desperate position as a playwright in Ukraine. It seems to me that two or three years ago our desperation reach edits peak when we realized nothing of ours was put on. We could be waiting for a director forever. But lets try to do something ourselves?

Is theatre the initiative of playwrights?

Well, who needs it more? We do, because we need our plays to be put on.

So how did your theatre «Zaporozhye New Drama» begin?

We think of 24^th of August, Independence Day, as our founding day. We performed my play «The Boiler» – up until then we had had one and a half months of rehearsal with amateur actors. We performed it four times and began to wonder what to call ourselves. I had a think – first it was «New Ukrainian drama» then it became «Zaporozhye New Drama». So our theatre came into being. For a whole year we tried to find a home and now we have a loft in an old mill which I think is somehow wonderful. It may look terrible soon, no windows, next to a very loud train track, but that’s why I love it.

Whose plays do you perform?

We are planning to put on Olga Matsyupa’s «Eco-friendly ballad», possibly partly as a puppet performance. I would like to put on Andrei Bondarenko, he has an excellent, very funny play called «Interview with a friend», I would also like to put on Oles Barlig. I am not afraid of putting on my own plays - well, not afraid of ruining them. In order to put someone else on – I would want to find a professional.

Is it playwrights who are allowing stagnation in Ukrainian Theatre? There is Den and Yana Gummenaya’s Postplay Theatre, there is the Theatre of Displaced People among whose founders are Natalya Vorozhbyt and Maxym Kurochkin and in Poltava there is Irina Garets’ Theatre of Contemporary Dialogue as well as your theatre.

Well there is an opinion that theatre run by directors is the theatre of the 20^th century and that it needs to be replaced by something different. Maybe this will be the theatre of playwrights. There is no final aim of ridding the theatrical process of directors per se, simply of changing the hierarchy. Because now according to the system there is a director-despot and actors who completely obey him, like an artist with ready-made sketches who takes no part in a process. There is also a playwright of course but everyone wants him or her dead, so that they don’t have to be paid 20%.

I really want to build a new theatre democracy. I would like to direct some different kinds of performances but this is very subjective. First, I pay attention to organizational issues then we sit down together to devise something. We begin reading, together we start moving so that the actors feel very free in themselves and everyone gains something. I see my task as this: to watch them from the side and cut the unnecessary. From the beginning everyone has everything - they have infinite potential.

What is the aim of such theatre? That new texts are heard?

I like dry, extremely sparse, intellectual theatre. Text that has huge potential - not only mine, Thanks God, - we have not only performed my texts. It is unnecessary to find a new approach to a text every time – all these directorial decisions, loud music, massive sets, sometimes it seems like they are an attempt to in some way insure that if the text does not work, at least it will be covered by sound, light and costumes. The director becomes an insurer against the text failing.

So to make theatre now you must react as much as possible to existing, traditional theatre?

Sometimes you sit in a top Ukrainian theatre, the performance goes on for three hours, it goes well but you think, why am I here now, why are we talking about this? This is unique about theatre; this is where it differs from any other art form, it exists here and now, it is live. Yet this quality is hardly used.

What is important to write about now? What kinds of heroes are interesting to watch, to which century would you time travel if you could?

I really liked Pavel Pryazhko’s last play ‘The Black Box’ about the collapse of time. I like this theme - I am writing a play about time travel. In it everyone returns to a specific historical moment that has always interested me. I was thinking about which time I would travel back to if I could. And I always thought about Kharkov in the 1930s – that was an amazing time for avant-garde literature.

What happened then?

Then Kharkov was the capital of Ukraine and a huge number of writers and poets gathered together. They were writing in the same way as their contemporaries in Europe despite the fact that they were zealous communists who completely supported the idea of socialist society. But communism in Ukraine was different to in Moscow. Mikola Khvyliovyi invented a motto “Get away from Moscow” which Stalin completely misunderstood. In the 1930s they all began being actively persecuted, sent to camps, shot…

Khvyliovyi shot himself in1933.Some of his friends were already in prison, he had not been published for a long time and suicide was a way of ending his ordeal. In his suicide note he wrote - why has all of this happened, because we were such sincere communists or because I love Ukraine so much?

I hate the entire period of the Soviet Union and understand that nobody wanted to live during those times, but on the other hand a huge number of people lived then like Khvyliovyi who I would really like to have met. There is half a photograph of Khvyliovyi; he looks quite handsome. You get such a strange feeling when you read an author who lived 100 years before you and suddenly the gap collapses and it is as if you are from the same time.

How does that time remind you of now?

That time reminds me of Maidan. Just as we had begun to understand what was happening to us the war began. For me the time around Maidan is still unresolved, we have not talked it through to the end. It is as if the conversation around it suddenly died, exactly like in Kharkov in the 30s. Those years, which were so full of promise didn’t fulfill their potential, those writers didn’t write down everything that they thought. Khvyliovyi could have written a lot more cool novels. Just as we over the past three years have seen the end of a stagnant albeit safe period and the beginning of a time when in the blink of an eye you could lose everything. That is why I think we will constantly return to these topics.

Interview Anastasia Tarhanova

АНАСТАСИЯ КОСОДИЙ:

«Хочется в театре построить низовую демократию»

Анастасия Косодий – драматург, инициатор движения и театра «Запорожская новая драма» - рассказала, почему у нее не получается не писать про войну, какую стадию проживает украинский театр, и почему драматургам всегда больше всех надо.

Настя, как постоянный участник разных фестивалей современной драматургии - что ты думаешь происходит в последние годы с волной новой драмы, какие-то тенденции прослеживаются? Отмечаешь какие-то темы, которые не отпускают, к которым продолжают возвращаться? 

Каждый год замечаешь какую-то свою магистральную тему. Вот в 2014 не было вообще пьес про будущее - как будто туда боялись заглядывать. 2014 вообще был годом максимально плотного времени, когда ты не знаешь, что будет через две недели - ну, представить, конечно, можешь, но лучше не представлять. Много было тем, в которые лучше не углубляться. И в драматургии это было тогда очень заметно. В 2015 было много антиутопий - тоже довольна интересная тенденция. Тогда я приехала в Москву на «Любимовку», пришла на читки в Театр.док и у меня возник когнитивный диссонанс - тут столько красивых, хороших людей, они пьесы читают, а по улицам ходят люди, которые через неделю могут поехать на фронт, могут убить моих коллег. А сейчас мы с ними почему-то ходим по одной улице. 

После читок твоих пьес на московской «Любимовке» третий год подряд случаются неоднозначные обсуждения, повисают паузы, многие зрители уточняют очевидные тебе факты. Я помню, ты прокомментировала, что это нормально - ведь пьесы написаны для совсем другой аудитории.

Я на самом деле всегда жду, что кто-то встанет, скажет что-то резкое, но все почему-то говорят очень аккуратно. В 2014 году я точно помню свои ощущения во время читки - это был невероятно напряженный зал, и я все думала, когда же это закончится. В 2015 было полегче - много смеялись, украинская диаспора громко смеялась в нужных местах. В этом году первую половину читки я почти слышала, как у зала скрипят в голове вопросы - что это такое, что там происходит, зачем это вообще звучит.

Ну, так и выходит - мы продолжаем жить в разных информационных реальностях, поэтому и в аудиторию «не попадают» какие-то новостные подробности, когда плохо складывается в голове картинка, где и почему стреляли или, например, зачем главный герой охраняет аэропорт.

Меня это очень удивляет в России - война продолжает оставаться темой, которую можно выключить или включить. По желанию автора, по желанию человека. И на обсуждениях говорят хорошие вещи, сочувствуют, но сочувствуют как будто бы со стороны - «у вас такая беда», «вам так плохо, мы вам сочувствуем», «надеемся, что у вас все будет хорошо». Я это слушаю и снова ужасный когнитивный диссонанс - в смысле, сочувствуем?

А какой реакции ты ждешь?

Для меня это важный этический момент, который для себя я еще не решила. А с моей стороны это вообще этично - посылать такую пьесу на «Любимовку»? Я чувствую, что мой месседж всё равно не доходит туда, куда должен дойти. Месседж вроде бы идет, но на каком-то моменте останавливается и включается популярная в России опция - «ну, всё же неоднозначно». Для меня это ситуация, в которой все очень однозначно, есть очень прямые и однозначные факты. Поэтому в каком-то гражданском пласте для меня уже третий год это очень спорная территория.

На что провоцируют твои тексты? Вне зависимости от аудитории. Скажем, когда звучат в Украине?

Наверное, это мой личный подход к искусству, но я уверена, что есть, например, нынешнее время - и если от него не убегать, а честно поговорить о его проблемах, то их можно решить намного быстрее. Но при этом я вижу, что процентов 70 драматургов пытаются от него убежать, пытаются отвлечься, говорить о чем-то личном. Я понимаю, что есть такой фактор, как усталость, она накапливается, это вообще во всем сейчас в Украине чувствуется. Но ты все равно в этом живешь. Как бы ты не устал - ты от этого всё равно никуда не убежишь, это уже стало частью твоей собственной жизни. Выходишь утром на работу, а мимо тебя едут грузовики с топливом, которые везут его для солдат. Или твой коллега опять уходит на фронт. И как такового выбора уже не остается - говорить об этом или не говорить.

Как ты сама оцениваешь нынешнюю театральную ситуацию в Украине, положение драматурга?

Это то, что сильно разделяет русскую новую драму и украинскую новую драму - как бы то ни было, в России лучше ситуация с режиссурой. Школа режиссерская начала формироваться более активно, и режиссеры оказались готовы к тому, чтобы брать тексты новой драмы. Драматург в России не в таком супер отчаянном положении, как драматург в Украине. Мне кажется, года два-три назад драматургическое отчаяние достигло того пика, когда мы поняли, что нас никогда не поставят. Мы можем бесконечно прождать своего режиссера. А давайте, может, попробуем сделать что-то сами?

Театр появляется по инициативе драматургов?

Ну, а кому больше всех надо? Нам же надо, чтобы наши пьесы ставили.

Так появился театр «Запорожская новая драма»?

24 августа - День Независимости, мы считаем его днем основания нашего театра. И мы поставили мою пьесу «Котел» - до этого у нас было полтора месяца репетиций и непрофессиональные актеры. Мы сыграли его раза четыре, у нас начали спрашивать, как мы называемся. Я подумала - раз есть «Украинская новая драма», пусть будет и «Запорожская новая драма». Так у нас появился театр. Весь год мы шли к тому, чтобы найти себе помещение, теперь у нас есть лофт на старой мельнице, и мне там как-то очень хорошо. Может оно пока и ужасно выглядит - нет окон, рядом громко ходят поезда, но зато его уже можно любить.

А кого вы еще ставите, планируете ставить?

Собираемся ставить Олю Мацюпу, ее «Экологичную балладу», возможно частично как кукольный спектакль. Я бы хотела поставить Андрея Бондаренко, у него есть отличнейшая, очень смешная пьеса «Интервью с другом», хотелось бы поставить Олеся Барлыга. Саму себя мне не страшно ставить - ну, не страшно испортить. А чтобы ставить кого-то другого - хочется уже найти профессионала.

Выходит, драматурги в Украине разрешают проблему застоя в театре сами? Есть Postplay Театр, инициированный Дэном и Яной Гуменными, есть Театр Переселенца, в числе основателей которого Наталья Ворожбит и Максим Курочкин, в Полтаве театр Актуального диалога у Ирины Гарец. Ну и ваш пример тоже показательный.

Ну есть же такое мнение, что режиссерский театр - театр двадцатого века. И должен прийти какой-то другой тип театра ему на замену. Может, это будет театр драматурга. Тут нет конечной цели убрать режиссера как такового из театрального процесса, скорее просто изменить иерархию. Потому что сейчас, согласно системе, есть режиссер-деспот и актеры, которые ему полностью подчиняются, есть художник с готовыми эскизами, который никак в процессе не участвует. Драматург, конечно, тоже есть, но всем желательно, чтобы он умер, и ему не надо было платить положенные авторские 20 процентов.

Мне очень хочется построить низовую демократию в театре. Я вроде бы режиссирую какие-то отдельные спектакли, но это очень условно. Я отвечаю больше за организационные моменты, а потом мы садимся вместе и что-то придумываем. Мы начинаем читать, вместе с этим начинаем как-то двигаться, актеры чувствуют себя очень свободно и все получается. Я вижу свою задачу так: смотреть на них со стороны и отсекать что-то лишнее, потому что изначально у них все есть, у них есть этот бесконечный потенциал.

И в чем цель такого театра? Чтобы новый текст был услышан, или достаточно того, что тема заявлена?

Для себя я поняла - мне нравится такой сухой, предельно простой, интеллектуальный театр. Текст сам по себе имеет огромный потенциал, и не только мой, слава богу, мы уже ставим не только мои тексты. Не всегда к тексту нужно искать подход - все эти режиссерские приемы, громкая музыка, массивные декорации - иногда кажется, что все это попытка режиссера как-то подстраховаться. Если текст не сыграет, я прикрою это светом, звуком и костюмами. Режиссура становится подстраховкой на случай провала текста.

То есть, если сейчас делать новый театр - нужно обнулять, делать его максимально противоположным существующему?

Иногда сидишь в академическом украинской театре, идет спектакль на три часа, хорошо идет - а ты думаешь, а зачем мы сейчас здесь, зачем об этом говорим? У нас есть теплый удобный зал, мы собрались все вместе тут, могли бы поговорить о стольких важных вещах. А театр этим и уникален, этим и отличается от любого другого искусства - момент присутствия здесь и сейчас, момент живого общения. И это его качество почти не используется.

Как тебе кажется - про что было бы сейчас важно написать пьесу, за какими героями интересно понаблюдать, в какое время вернуться, чтобы попытаться его осмыслить?

Мне очень понравилась последняя пьеса Павла Пряжко «Черная коробка» про схлопнувшееся время. Мне нравится эта тема - я сейчас пишу пьесу про путешествие во времени. Там все возвращается в один исторический момент, который мне всегда казался ужасно интересным.

Я думала о том, что если бы появилась возможность, в какое время я хотела бы отправиться. И я всегда думала про Харьков в тридцатые годы - это было какое-то удивительное время прогрессивной литературы.

А что там происходило?

Тогда Харьков был столицей Украины, и там собралась своя огромная тусовка писателей, поэтов. Писали они примерно так же, как писали в то время в Европе, хотя они и были рьяными коммунистами, целиком за идею социалистического общества. Но за украинский коммунизм, чего не совсем поняли в Москве. Микола Хвылевой придумал такой массовый лозунг «Геть від Москви», чего Сталин совсем не понял. А в тридцатые их всех начали активно преследовать, ссылать в лагеря, расстреливать.

Хвылевой застрелился в 33 году, когда часть его товарищей уже посадили, его самого уже давно не публиковали, он посчитал, что своим самоубийством сможет как-то остановить этот процесс. В предсмертных записках он пишет, а почему всё так произошло - потому что мы были такими искренними коммунистами, или потому что я так сильно люблю Украину?

Я ненавижу Советский Союз, все это время, я точно понимаю, что никогда не хотела бы там жить, но с другой стороны именно в это время жило огромное количество людей, например, Хвылевой, с которыми мне бы очень хотелось познакомиться. От Хвылевого осталось полторы фотографии, на которых он выглядит вроде бы симпатичным. Такое странное чувство, когда ты читаешь автора, который жил за сто лет до тебя, а внезапно расстояние схлопывается, и вы как будто из одного времени.

Чем-то это время тебе напоминает наше «сейчас»?

Мне это время напоминает Майдан. Когда мы только начали понимать, что с нами сейчас произошло - сразу началась война. Для меня до сих пор это время остается неотрефлексированным, оно не проговорено до конца. Как будто в какой-то момент замерло. Точно также эти Харьковские тридцатые - они остаются непроговоренными. Они как будто пообещали много всего, но так этого не выполнили, не написали всего, что задумывали.

Тот же Хвылевой мог бы написать еще много крутых романов. И мы за последние три года тоже как будто попали из тепличного времени, которые было застойное, но очевидное, привычное и понятное, в то, когда можно лишиться внезапно всего. Поэтому, мне кажется, к этим темам еще неоднократно будут возвращаться.

Интервью Анастасия Тарханова

I'm not who you think I am. Я не такой, как ты думаешь.

I'm not who you think I am

Daisy Hayes about documentary project of Theatre of Displaced People «Where is the East? Where is the West?»

In Kharkiv The Theatre of Displaced People’s new project, ‘Where is the East? Where is the West?’ forced both the participants and audience to confront their prejudices. The performers and audience were filtered into their seats according to where they live. From the beginning they were forced to ‘take sides’ and think about how they define their identity. Eastern Ukraine faced Western Ukraine across the stage. People from Serevodonetsk and Kharkiv looked at people from Lviv.

The whole evening was structured around conversation. Firstly between the performers as they discussed the stereotypes they personally hold. Occasionally a performer from the East would cross the stage to the Western side and vice versa. These crossings seemed to offer hope that mutual understanding was within the performers’ grasp, that cultural boundaries could be overcome, that really it does not matter where people are from, they are just people at the end of the day. But it was a fleeting hope. The performers always returned to “their” side of the stage. Their conversation did not offer any quick remedies or long-term solutions to the problems that it raised.

Neither did the discussion with the audience afterwards. Stereotypes cause anger as they veer from absurdly comic to absurdly tragic because they hold a grain of truth, which however shallow, people take personally because nobody can escape being stereotyped. One audience member later commented, “I would like to see a fuller picture - more about the good things about people from Donetsk. I feel resentful that our decency was not reflected. It was like showing one or two colours of a rainbow.” The audience did praise the performers’ bravery considering the fact that they had put the performance together in less than a week.

In some ways the performance reinforced an East/West binary, in others undermined them. As Igor Martynenko a performer from Kharkiv pointed out, “after a couple of rehearsals it turned out that with actual people it is very difficult to find any reason for a confrontation”. Under scrutiny stereotypes do not hold and the performance provoked people into voicing this problem. When asked whether he was happy with the performance, director Georg Genoux replied, “happy is not the right word. I am not happy because it was very uncomfortable”.

The question of identity is confusing, difficult and relevant to everyone everywhere especially when a country must decide what kind of place it wants to be in the future. It would be naïve to expect that one performance could offer all the answers. But it is encouraging when companies - not only The Theatre of Displaced People - engage with the complexities and that at the end, the audience demand more rigorous questioning. Alyona Suprun, another performer from Kharkiv said“the Galicians left, but our chat online has stayed, as well as a feeling of incompleteness, as if…The group is still trying to figure out our stereotypical self-assessment/self worth and so there is a sense that the banal, straightforward topic was not fruitless”.

‘Where is East? Where is West’ was part of ‘Pohran Cult – Galicia Cult’ 2016, which took place Kharkiv. It was the third forum (the first in 2014 bought Donbas artists to Kyiv, then in 2015 to Lviv) aiming to bring people from different parts of Ukraine together in the hopes of breaking divisive stereotypes.

Curator Natalia Vorozhbyt

Director Georg Genoux

Я не такой, как ты думаешь:

Дейзи Хейз о документальном проекте Театра Переселенца «Где Восток? Где Запад?» в Харькове.

Новый документальный проект Театра Переселенца «Где Восток? Где Запад?» столкнул участников спектакля и зрителей с их предрассудками. С самого начала зрители оказались вынуждены занять «положенную сторону» и задуматься о своей идентичности. В зале зрителей разделили - кто с востока Украины, а кто с запада, и рассадили по этому же принципу - по разным, противоположным друг от друга, сторонам. Между Восточной и Западной Украиной - сцена, а зрители из Северодонецка и Харькова оказалось напротив зрителей из Львова.

Весь вечер был устроен как разговор двух сторон. Говорить начали участники спектакля - сравнивать и обсуждать собственные стереотипы. Иногда кто-то с «восточной стороны» пересекал сцену и оказывался на «западной», иногда наоборот. Эти перемещения, казалось, давали какую-то надежду, что взаимопонимание есть и вне заданных сценических границ, что культурные границы могут быть преодолены, что, действительно, нет никакой разницы откуда ты. Но это впечатление оказалось мимолетным - участники всегда возвращались на «свою» сторону. Эта беседа помогла озвучить проблемы, но не предложила идей, как можно было бы эти проблемы решить.

Никто не поддержал идею провести дискуссию со зрителями после спектакля. Резкая реакция зрителя на озвученные стереотипы понятна - от абсурдно смешных они доходят до абсурдно трагичных. И при этом в каждом есть зерно истины, которое люди могут принять и за собственную характеристику - трудно избежать этого стереотипного мышления. Один зритель позже высказался: «Я хотел бы увидеть полную картину - больше о положительных сторонах, о хороших людях из Донецка. Свойственная нам вежливость, порядочность совсем не звучит в спектакле. А это как увидеть у радуги только два или три цвета» - исполнители признали эти недостатки. Зрители также похвалили команду создателей за храбрость высказывания, тем более учитывая факт, что спектакль был подготовлен меньше, чем за неделю.

В некоторых моментах спектакль настаивает на схожести Востока/Запада, а в некоторые совершенно ее отрицает. Несмотря на однозначную полярность, на жесткое разделение аудитории по принципу «кто-откуда», спектакль провоцирует не на спор, а на вдумчивый обмен - что на самом деле мы друг о друге думаем. Это разоблачение общего разочарования в том, что людям свойственно очень медленно менять привычное поведение. Исполнитель из Харькова Игорь Мартыненко отметил: “Это было интересно, через пару репетиций оказалось что с реальными людьми очень сложно достичь какой то конфронтации». Озвученные стереотипы недолго держат внимание, тут скорее срабатывает провокация зрителя, которая выводит его на прямой разговор о существующих проблемах. Когда режиссера спектакля Георга Жено спросили, остался ли он доволен своей постановкой, он ответил, что доволен и счастлив - это не то слово. Скорее нет, потому что спектакль и последующая дискуссия оказались очень тяжелыми.

Вопросы идентичности очень сложные, спорные, и при этом касаются каждого. Особенно в ситуации, когда страна должна решить, какой ей предстоит стать в будущем. Наивно будет надеяться, что единичный спектакль поможет найти все нужные ответы. Но заметно и радостно, что не только участники Театра переселенца, а зрители задают требовательные, точные и строгие вопросы. Алена Супрун - еще один исполнитель из Харькова сказала мне, что « Галичане уехали, а чат с перепиской остался, как и чувство недосказанности, что ли...Сейчас мерянмся группами про типичные самооценки и/или самопрезентации Есть ощущение, что банальная и прямая тема не прошла бесследно».

«Где Восток? Где Запад?» - это часть программы форума «ПогранКульт: ГаліціяКульт»2016, который в этом году проходил в Харькове. Это третий форум (первый проходил в Киеве в 2014, затем в 2015 во Львове), который приглашает участников с разных концов Украины вместе попробовать преодолеть границы существующих стереотипов или хотя бы задуматься о них.

Куратор Наталья Ворожбит

Режиссер Георг Жено